УКРАЇНСЬКИЙ ФОРУМ КОЛЕКЦІОНЕРІВ

К столику Дона Мигеля подошла Петрович. Бесцеремонно слизала мороженое с командирской ложки, осушила бокал дорогущего вина (бочонок с надписью "Только для командира полка" доверчиво стоял прямо на столе) и плюхнулась своей упругой попой на соседний с Доном Мигелем стул. В левой руке она держала тубус.

Дон Мигель молча смотрел на зарвавшегося денщика.

Девушка бесцеремонно окинула взглядом притихших за соседними столами гусар. Все ждали продолжения.

- Жарко сегодня, - сказала Петрович, налила и выпила второй бокал вина.

- Показывай уже, интриганка, - сказал Дон Мигель.

Петрович улыбнулся, достал из тубуса картину, аккуратно развернул её и - все дружно ахнули! На фоне рисунка античной статуи девушка изобразила себя, такую красивую и молодую!

Первым пришёл в себя Козлюк-младший.

- И эту беру за тридцать червонцев, - закричал он. - Господа, я всегда покупаю её картины! У меня коллекция!

В кафе раздался смех. Цена в тридцать червонцев понравилась всем, кроме Петровича.

- Пять тысяч! - крикнул художнику поручик Ржевский.

Его толкнули в спину.

- Я ща толкну, - злобно сказал Ржевский, и, не оглядываясь, лягнул кого-то ногой. Раздался грохот. Это упал вместе со стулом лучший друг поручика Ржевского поручик Багамский.

- Десять тысяч! - крикнул Козлюк-старший.

- И ты, Брут?! - просипел Козлюк-младший. - Я же первый сказал, что покупаю.

- Не мельтеши, - ответил "Брут". - Всё равно в семье останется.

- Двести тысяч, - сказал зашедший на террасу кафе унтер-офицер Макитренко, но в кафе его мало кто услышал.

- У нас же аукцион, ваше сиятельство? - обратился он к Дону Мигелю.

- Вроде того, - кивнул Дон Мигель.

- Двести тысяч, - громко повторил Макитренко. - Даже двести пятьдесят!

На этот раз цену услышали все, однако пауза длилась ровно пять секунд.

- Полмиллиона, - небрежно ответил Ржевский и подмигнул Багамскому. Багамский кисло улыбнулся. Участвовать в аукционе ему ну очень не хотелось. А то, что Ржевский попросит у него в долг, было очевидно.

- Не переживай, - наклонился к нему Ржевский. - Я её за два миллиона Козлюкам впарю. Предложу рассрочку на год, заберут аж бегом.

- Думаешь? - спросил друга Багамский.

- Уверен, - ответил Ржевский.

- Шестьсот тысяч! - крикнула из кухни Хуанита, пробуя на вкус солянку с грибами.

- Хорошо получилось, - подумала она и тут же оприходовала целый половник. Потом ещё один. В голове у ней вдруг стало чисто и хорошо, а в глазах сверкнуло синее пламя.

- Ты где эти грибочки собирал? - улыбнулась она зеленщику Родригесу, который как раз привёз новую партию овощей и фруктов.

- Возле пруда, - моментально солгал тот. - Там, где...

- Не ври, негодник, - перебила его Хуанита, притянула к себе за пояс и шлёпнула ладонью по заднице.

- Пошли, - скомандовала она и повела засмущавшегося Родригеса в направлении подсобки...

...Замок в подсобке щелкнул два раз.

- Вспомнишь, где собирал грибы, постучи, я открою, - сказала "негоднику" Хуанита и вернулась на кухню.

К этому времени цена за картину поднялась до миллиона. Особенно лютовал Козлюк-младший.

Услышав о продаже шедевра на аукционе, мадам Петухова со своим театральным живописцем , переодевшись в любопытных туристов из глубинки, зашли глянуть на картину и оценить ситуацию на аукционе. Звучавшие со всех сторон суммы, предлагаемые за картину, быстро вскружили им головы и заставили хорошенько задуматься над новой авантюрой с продажей раритетных полотен из театрального реквизита. Ну, чем плох последний портрет мадам? И чего бы его не продать по такой же цене, как случайно обнаруженный недавно на заброшенном чердаке мировой шедевр великого живописца?!!

В третьем часу пополудни житель Гаваны и гости города услышали со стороны гусарской базы сначала пистолетные выстрелы, затем беглый ружейный огонь и, наконец, пушечные залпы.

Над базой в разных местах стали подниматься вверх клубы дыма разных цветов и оттенков.

На втором этаже редакции газеты "Гаванский кабальеро" стоял главный редактор сеньор Алехандро и внимательно смотрел на пожар.

- Только бы не перекинулось на типографию, - переживал он.

- Чего это у них? - спросила Розалинда главного редактора и смело прижалась к нему упругой грудью.

- Наверное, аукцион проводят, - с видом знатока ответил сеньор Алехандро выпускающему редактору (с новой должностью вас, Розалинда! и всё сама, всё своим трудом, умница ты наша!) и увёл девушку в редакционную комнату отдыха на вторую сиесту.

Поскольку сеньор Алехандро был достаточно пожилым человеком, вторая сиеста длилась недолго и была значительно короче первой. Уже через четверть часа главный редактор опять стоял на балконе второго этажа и смотрел на базу. Стрельба к этому времени затихла, а дым рассеялся.

Глянув вниз, сеньор Алехандро увидел знаменитого писателя, корреспондента и просто хорошего человека подпоручика Козлюка-младшего, тоже сеньора.

Козлюк-младший в слегка закопченном виде двигался по улице, то и дело сталкиваясь с прохожими.

- Сеньор Козлюк! - крикнул главный редактор.

Подпоручик огляделся по сторонам, затем посмотрел вверх и улыбнулся.

- Милости прошу к нам! Поднимайтесь! - опять крикнул сеньор Алехандро.

Козлюк кивнул и зашёл в здание редакции.

А у дома напротив на лавочке сидели две бабки.

-О, ещё один. И как только Розочка их выносит? - сказала одна.

- Чего там выносить, - ответила вторая, и обе завистливо вздохнули.

Ах, как мы жили! Жили так, что никто не знал, что живём, а когда узнали, было уже всё равно. Вот вам таверна Дона Мигеля. Место, где разливались не только вино, ром, но и человеческие слабости. В тот вечер таверна трещала от разговоров. Хуанита, одета в лучших традициях южных купчих, и Петрович, облачённая в такой костюм, что любой портной сделал бы себе харакири, договаривались о цене.

– Значит, шестьсот тыщь за картину, и ещё триста за доставку? – переспросила Петрович, которая в цифрах путалась, как в нарядах на пляже.
– Семьсот тыщь за картину, триста – за то, что я из неё сделала, – хитро щурясь, ответила Хуанита.

Вся эта сцена выглядела бы по-домашнему, если бы не два слегка выпивших господина за соседним столиком. Гусары. Юрчинский и Меловский. Люди, которые понимали толк не только в дамах и картах, но и в деньгах, которых никогда не хватало. Гусары и деньги – это как жена и любовница: вроде обе есть, но чего-то не хватает.

– Слушай, Юрча, – шепнул Меловский, указывая глазами на Хуаниту и Петровича, – а что, если эту сделку мы провернём сами? Ты посмотри, у них деньги, картина – всё как-то под носом у нас происходит.

Юрчинский глянул, прищурившись, как снайпер в туман.

– А деньги нам зачем?

– Ресторан, Юрча, ресторан! С погребами. С винами. - размечтался Меловский закатив глаза к потолку - Вино нам нужно, а то жизнь, понимаешь ли, кончается там, где начинается вода.

Юрчинский кивнул. И вот тут началось. Под предлогом того, что картина не правильно освещена (освещение в таверне всегда было такое, что вино могло выглядеть как квас), гусары подошли к столу Хуаниты и Петровича.

– Позвольте, – начал Меловский, осмотрев произведение, – это шедевр, несомненно. Но у нас есть один вопрос. Мы как великие знатоки искусства можем предложить вам лучшее освещение для финальной оценки.

Хуанита, польщённая такой заботой о её труде, кивнула. Гусары аккуратно взяли картину и, словно невзначай, пошли к двери. Петрович же в этот момент отвлеклась на беседу с Козлюком-младшим, который убеждал её, что 30 червонцев - это очень красивая цифра. Естественно, никто и не заметил, как Юрчинский и Меловский унесли не только картину, но и деньги, которые в этот момент перекочевали с барной стойки в карман Юрчинского.

Уже на следующий день у ворот военного городка появилось объявление: «Скоро открытие винного ресторана “Гусарская бутылка”! В погребах – лучшее вино!»

– А откуда у этих головорезов деньги? – спрашивал потом в таверне Дон Мигель, но никто не смог ответить.

Через неделю гусары начали стройку. Для этого сняли с наряда солдат Котовского, которые мирно загорали на пляже, получая за это двойное жалованье (экономия на износе обуви, одежды, пороха и прочего). Пляжного дня солдаты лишились навсегда. Начали копать. Копали так, что местные старушки вспоминали коп времён Колумба и Кортеса с Франциско Писсаро.

– Юрча, – сказал Меловский, поглядев на огромные траншеи, – а мы не переборщили с погребами?

– Не переборщили, – уверенно ответил Юрчинский. – Вино любит пространство. А на картину в главном зале все будут смотреть и ахать.

Тем временем Дон Мигель после технического перерыва с Мариной Адольфовной, выглянул в окно из своей комнаты и был поражён. Вместо тихих улочек перед его таверной тянулись рвы, как на поле сражений. Солдаты, вместо того чтобы караулить периметр базы и красивых барышень на улицах Гаваны, бегали с лопатами, а Юрчинский и Меловский отдавали им команды.

– Что происходит?! – вскричал Дон Мигель. Он вышел на улицу в своем любимом халате, распахнув дверь таверны. Перед ним стоял Меловский, как всегда, с улыбкой, как у человека, который точно знает, что всё идёт по плану.

– Ах, сеньор! Мы всего лишь немного увеличиваем винные погреба. Ваша таверна просто потеряет клиентов, если не будет конкурировать с нашим винным рестораном.

Шеф попытался что-то сказать, но вместо слов из его рта вылетали лишь звуки, похожие на аккорды гитары без струн. Он был обескуражен. Всё понял, но было поздно. Юрчинский и Меловский, кажется, теперь управляли не только стройкой, но и будущим этого военного городка.

И ведь никто не мог доказать, что картина Хуаниты была украдена. Потому что она теперь висела в лучшем ресторане военного городка, и все – включая Петровича – приходили туда любоваться ею за бокалом вина.

Мораль? А её нет! Просто не теряйте деньги из виду. Особенно, если за соседним столиком сидят гусары!

- Что за выходки? - удивилась Марина Адольфовна, увидев котлован на территории базы. - Ну, дела! И половину пляжа испортили.

Щелкнув пальцами, она подозвала унтер-офицера Макитренко, попавшего под ярмо физического труда из-за своей нагловатой ставки 250 тысяч.

- Макитренко, голубчик, - улыбнулась она унтеру, - это что такое?

- Поручики Юрчинский и Меловский вступили... того... в сговор с Котовским и решили открыть ресторан "Гусарская бутылка". Котовский приказал своей роте рыть погреб.

- "Гусарская бутылка"? Название, как у пыточной. Нате вам на водку. (В руки унтера перекочевал мешочек со ста дублонами.) Зарывайте яму, потом сбегаешь в полковую оранжерею и скажешь девочкам, чтобы посеяли здесь траву, высадили кусты и деревья. Только не пальмы, - сказала Марина Адольфовна Макитренке и снова обвела взглядом новостройку. - Ну, блин, такого я ещё не видела!

- Слушаюсь! - молодцевато ответил Макитренко и убежал к солдатам. Отдавать новое распоряжение командиров под названием "А теперь, соколы, зарыть эту яму обратно!".

Марина Адольфовна почувствовала у себя за спиной чей-то взгляд. Обернувшись, она увидела Котовского, пытавшегося незаметно пробраться в свои апартаменты. За спиной у него был рюкзак, из которого торчали тубус с картиной Петровича и горлышки винных бутылок.

Увидев, что его застукали с поличным, Котовский тут же рассказал всё, что знал о "ресторанной" выходке Меловского и заявил, что в полной мере готов сотрудничать с полковым следствием, а также добровольно передаёт в руки правосудия тубус с обнаруженной им якобы в сарае картиной, мешочек серебра из таверны Дона Мигеля (найден там же) и дюжину бутылок французского вина из погребка французского же консульства на Кубе (куда они вместе с Багамским и Ржевским случайно попали прошлой ночью через спальные жены посла и её подруг).

- Обойдемся без полкового правосудия. На этот раз, - ответила Котовскому секретарь Дона Мигеля, забрала добычу и скрылась в штабе.