К столику Дона Мигеля подошла Петрович. Бесцеремонно слизала мороженое с командирской ложки, осушила бокал дорогущего вина (бочонок с надписью "Только для командира полка" доверчиво стоял прямо на столе) и плюхнулась своей упругой попой на соседний с Доном Мигелем стул. В левой руке она держала тубус.
Дон Мигель молча смотрел на зарвавшегося денщика.
Девушка бесцеремонно окинула взглядом притихших за соседними столами гусар. Все ждали продолжения.
- Жарко сегодня, - сказала Петрович, налила и выпила второй бокал вина.
- Показывай уже, интриганка, - сказал Дон Мигель.
Петрович улыбнулся, достал из тубуса картину, аккуратно развернул её и - все дружно ахнули! На фоне рисунка античной статуи девушка изобразила себя, такую красивую и молодую!
- И эту беру за тридцать червонцев, - закричал он. - Господа, я всегда покупаю её картины! У меня коллекция!
В кафе раздался смех. Цена в тридцать червонцев понравилась всем, кроме Петровича.
- Пять тысяч! - крикнул художнику поручик Ржевский.
Его толкнули в спину.
- Я ща толкну, - злобно сказал Ржевский, и, не оглядываясь, лягнул кого-то ногой. Раздался грохот. Это упал вместе со стулом лучший друг поручика Ржевского поручик Багамский.
- Десять тысяч! - крикнул Козлюк-старший.
- И ты, Брут?! - просипел Козлюк-младший. - Я же первый сказал, что покупаю.
- Не мельтеши, - ответил "Брут". - Всё равно в семье останется.
На этот раз цену услышали все, однако пауза длилась ровно пять секунд.
- Полмиллиона, - небрежно ответил Ржевский и подмигнул Багамскому. Багамский кисло улыбнулся. Участвовать в аукционе ему ну очень не хотелось. А то, что Ржевский попросит у него в долг, было очевидно.
- Не переживай, - наклонился к нему Ржевский. - Я её за два миллиона Козлюкам впарю. Предложу рассрочку на год, заберут аж бегом.
- Шестьсот тысяч! - крикнула из кухни Хуанита, пробуя на вкус солянку с грибами.
- Хорошо получилось, - подумала она и тут же оприходовала целый половник. Потом ещё один. В голове у ней вдруг стало чисто и хорошо, а в глазах сверкнуло синее пламя.
- Ты где эти грибочки собирал? - улыбнулась она зеленщику Родригесу, который как раз привёз новую партию овощей и фруктов.
- Возле пруда, - моментально солгал тот. - Там, где...
- Не ври, негодник, - перебила его Хуанита, притянула к себе за пояс и шлёпнула ладонью по заднице.
- Пошли, - скомандовала она и повела засмущавшегося Родригеса в направлении подсобки...
...Замок в подсобке щелкнул два раз.
- Вспомнишь, где собирал грибы, постучи, я открою, - сказала "негоднику" Хуанита и вернулась на кухню.
К этому времени цена за картину поднялась до миллиона. Особенно лютовал Козлюк-младший.
Услышав о продаже шедевра на аукционе, мадам Петухова со своим театральным живописцем , переодевшись в любопытных туристов из глубинки, зашли глянуть на картину и оценить ситуацию на аукционе. Звучавшие со всех сторон суммы, предлагаемые за картину, быстро вскружили им головы и заставили хорошенько задуматься над новой авантюрой с продажей раритетных полотен из театрального реквизита. Ну, чем плох последний портрет мадам?
И чего бы его не продать по такой же цене, как случайно обнаруженный недавно на заброшенном чердаке мировой шедевр великого живописца?!!
В третьем часу пополудни житель Гаваны и гости города услышали со стороны гусарской базы сначала пистолетные выстрелы, затем беглый ружейный огонь и, наконец, пушечные залпы.
Над базой в разных местах стали подниматься вверх клубы дыма разных цветов и оттенков.
На втором этаже редакции газеты "Гаванский кабальеро" стоял главный редактор сеньор Алехандро и внимательно смотрел на пожар.
- Только бы не перекинулось на типографию, - переживал он.
- Чего это у них? - спросила Розалинда главного редактора и смело прижалась к нему упругой грудью.
- Наверное, аукцион проводят, - с видом знатока ответил сеньор Алехандро выпускающему редактору (с новой должностью вас, Розалинда! и всё сама, всё своим трудом, умница ты наша!) и увёл девушку в редакционную комнату отдыха на вторую сиесту.
Поскольку сеньор Алехандро был достаточно пожилым человеком, вторая сиеста длилась недолго и была значительно короче первой. Уже через четверть часа главный редактор опять стоял на балконе второго этажа и смотрел на базу. Стрельба к этому времени затихла, а дым рассеялся.
Глянув вниз, сеньор Алехандро увидел знаменитого писателя, корреспондента и просто хорошего человека подпоручика Козлюка-младшего, тоже сеньора.
Козлюк-младший в слегка закопченном виде двигался по улице, то и дело сталкиваясь с прохожими.
- Сеньор Козлюк! - крикнул главный редактор.
Подпоручик огляделся по сторонам, затем посмотрел вверх и улыбнулся.
- Милости прошу к нам! Поднимайтесь! - опять крикнул сеньор Алехандро.
Козлюк кивнул и зашёл в здание редакции.
А у дома напротив на лавочке сидели две бабки.
-О, ещё один. И как только Розочка их выносит? - сказала одна.
- Чего там выносить, - ответила вторая, и обе завистливо вздохнули.
Ах, как мы жили! Жили так, что никто не знал, что живём, а когда узнали, было уже всё равно. Вот вам таверна Дона Мигеля. Место, где разливались не только вино, ром, но и человеческие слабости. В тот вечер таверна трещала от разговоров. Хуанита, одета в лучших традициях южных купчих, и Петрович, облачённая в такой костюм, что любой портной сделал бы себе харакири, договаривались о цене.
– Значит, шестьсот тыщь за картину, и ещё триста за доставку? – переспросила Петрович, которая в цифрах путалась, как в нарядах на пляже.
– Семьсот тыщь за картину, триста – за то, что я из неё сделала, – хитро щурясь, ответила Хуанита.
Вся эта сцена выглядела бы по-домашнему, если бы не два слегка выпивших господина за соседним столиком. Гусары. Юрчинский и Меловский. Люди, которые понимали толк не только в дамах и картах, но и в деньгах, которых никогда не хватало. Гусары и деньги – это как жена и любовница: вроде обе есть, но чего-то не хватает.
– Слушай, Юрча, – шепнул Меловский, указывая глазами на Хуаниту и Петровича, – а что, если эту сделку мы провернём сами? Ты посмотри, у них деньги, картина – всё как-то под носом у нас происходит.
Юрчинский глянул, прищурившись, как снайпер в туман.
– А деньги нам зачем?
– Ресторан, Юрча, ресторан! С погребами. С винами. - размечтался Меловский закатив глаза к потолку - Вино нам нужно, а то жизнь, понимаешь ли, кончается там, где начинается вода.
Юрчинский кивнул. И вот тут началось. Под предлогом того, что картина не правильно освещена (освещение в таверне всегда было такое, что вино могло выглядеть как квас), гусары подошли к столу Хуаниты и Петровича.
– Позвольте, – начал Меловский, осмотрев произведение, – это шедевр, несомненно. Но у нас есть один вопрос. Мы как великие знатоки искусства можем предложить вам лучшее освещение для финальной оценки.
Хуанита, польщённая такой заботой о её труде, кивнула. Гусары аккуратно взяли картину и, словно невзначай, пошли к двери. Петрович же в этот момент отвлеклась на беседу с Козлюком-младшим, который убеждал её, что 30 червонцев - это очень красивая цифра. Естественно, никто и не заметил, как Юрчинский и Меловский унесли не только картину, но и деньги, которые в этот момент перекочевали с барной стойки в карман Юрчинского.
Уже на следующий день у ворот военного городка появилось объявление: «Скоро открытие винного ресторана “Гусарская бутылка”! В погребах – лучшее вино!»
– А откуда у этих головорезов деньги? – спрашивал потом в таверне Дон Мигель, но никто не смог ответить.
Через неделю гусары начали стройку. Для этого сняли с наряда солдат Котовского, которые мирно загорали на пляже, получая за это двойное жалованье (экономия на износе обуви, одежды, пороха и прочего). Пляжного дня солдаты лишились навсегда. Начали копать. Копали так, что местные старушки вспоминали коп времён Колумба и Кортеса с Франциско Писсаро.
– Юрча, – сказал Меловский, поглядев на огромные траншеи, – а мы не переборщили с погребами?
– Не переборщили, – уверенно ответил Юрчинский. – Вино любит пространство. А на картину в главном зале все будут смотреть и ахать.
Тем временем Дон Мигель после технического перерыва с Мариной Адольфовной, выглянул в окно из своей комнаты и был поражён. Вместо тихих улочек перед его таверной тянулись рвы, как на поле сражений. Солдаты, вместо того чтобы караулить периметр базы и красивых барышень на улицах Гаваны, бегали с лопатами, а Юрчинский и Меловский отдавали им команды.
– Что происходит?! – вскричал Дон Мигель. Он вышел на улицу в своем любимом халате, распахнув дверь таверны. Перед ним стоял Меловский, как всегда, с улыбкой, как у человека, который точно знает, что всё идёт по плану.
– Ах, сеньор! Мы всего лишь немного увеличиваем винные погреба. Ваша таверна просто потеряет клиентов, если не будет конкурировать с нашим винным рестораном.
Шеф попытался что-то сказать, но вместо слов из его рта вылетали лишь звуки, похожие на аккорды гитары без струн. Он был обескуражен. Всё понял, но было поздно. Юрчинский и Меловский, кажется, теперь управляли не только стройкой, но и будущим этого военного городка.
И ведь никто не мог доказать, что картина Хуаниты была украдена. Потому что она теперь висела в лучшем ресторане военного городка, и все – включая Петровича – приходили туда любоваться ею за бокалом вина.
Мораль? А её нет! Просто не теряйте деньги из виду. Особенно, если за соседним столиком сидят гусары!
- Что за выходки? - удивилась Марина Адольфовна, увидев котлован на территории базы. - Ну, дела! И половину пляжа испортили.
Щелкнув пальцами, она подозвала унтер-офицера Макитренко, попавшего под ярмо физического труда из-за своей нагловатой ставки 250 тысяч.
- Макитренко, голубчик, - улыбнулась она унтеру, - это что такое?
- Поручики Юрчинский и Меловский вступили... того... в сговор с Котовским и решили открыть ресторан "Гусарская бутылка". Котовский приказал своей роте рыть погреб.
- "Гусарская бутылка"? Название, как у пыточной. Нате вам на водку. (В руки унтера перекочевал мешочек со ста дублонами.) Зарывайте яму, потом сбегаешь в полковую оранжерею и скажешь девочкам, чтобы посеяли здесь траву, высадили кусты и деревья. Только не пальмы, - сказала Марина Адольфовна Макитренке и снова обвела взглядом новостройку. - Ну, блин, такого я ещё не видела!
- Слушаюсь! - молодцевато ответил Макитренко и убежал к солдатам. Отдавать новое распоряжение командиров под названием "А теперь, соколы, зарыть эту яму обратно!".
Марина Адольфовна почувствовала чей-то взгляд. Обернувшись, она увидела Котовского, пытавшегося незаметно пробраться в свои апартаменты. За спиной у него был рюкзак, из которого торчали тубус с картиной Петровича и запечатанные горлышки винных бутылок.
Увидев, что его застукали с поличным, Котовский, не дожидаясь вопросов, честно рассказал всё, что знал о ресторанных начинаниях Меловского и заявил, что готов сотрудничать с полковым следствием по любому вопросу, а также добровольно передаёт в руки правосудия тубус с обнаруженной им в заброшенном сарае картиной Петровича, мешочек серебра из таверны Дона Мигеля (найден там же) и дюжину бутылок французского вина из погребка французского же консульства на Кубе (куда он вместе с Багамским и Ржевским случайно попал прошлой ночью через спальные комнаты жены консула и её подруг).
Марина Адольфовна внимательно выслушала Котовского и сделала кое-какие пометки в своём блокноте.
- Обойдемся без полкового правосудия. На этот раз, - нарочито суровым голосом ответила она Котовскому, забрала добычу и скрылась в штабе.
, переодевшись в любопытных туристов из глубинки, зашли глянуть на картину и оценить ситуацию на аукционе. 
Звучавшие со всех сторон суммы, предлагаемые за картину, быстро вскружили им головы и заставили хорошенько задуматься над новой авантюрой с продажей раритетных полотен из театрального реквизита. 
